Эндрю Купер всегда жил по чётким правилам: успешная карьера, стабильный брак, дом в престижном районе. Затем всё рухнуло за несколько месяцев. Брак распался неожиданно и болезненно. Работа, которая казалась незыблемой, исчезла после слияния компаний. Кредиты, счета, алименты — цифры в ежемесячных отчётах стали напоминать обрывки кошмара.
Идея пришла не как озарение, а как тихое, навязчивое семя. Он наблюдал за своими соседями — такими же, каким был сам недавно. За их уверенными улыбками на вечеринках, за новыми машинами в подъездах. Их мир продолжался, будто ничего не случилось. Его же мир трещал по швам.
Первой стала пара золотых запонок, забытых на открытой веранде у Джейкобсов. Эндрю взял их почти машинально, движимый скорее горьким любопытством, чем нуждой. Он продал их в ломбарде за сумму, которая казалась смешной по его прежним меркам, но оплатила счёт за электричество.
Это не было отчаянием. Это было странным, почти тревожным успокоением. Забирая у них безделушку — часы со столика в прихожей, бутылку коллекционного вина из погреба, наличные из небрежно оставленного кошелька в раздевалке клуба, — он будто восстанавливал справедливость. Кража у брокера, только что хваставшего новой яхтой, приносила не только деньги. Она приносила тёмное, глумливое удовлетворение. Он смотрел на их идеальные жизни и брал у них крошечные фрагменты, а они даже не замечали. В этом был свой, извращённый порядок. Свой способ оставаться на плаву, оставаясь в игре, пусть и по совершенно новым, тёмным правилам.
